Анонимки ▶ Анонимное общение

— Настя швырнула телефон на кровать. — Каждую пятницу! Как по расписанию! Лёша вздохнул, отложил планшет. — Ну что поделать, сестра же. — Сестра? Да она нахлебница! Приезжает, жрёт всё подряд, спит до обеда, а потом ещё и недовольная! — Настя... — Что "Настя"? Ты сам видишь! В прошлый раз мой новый шампунь использовала! Весь! За одну ночь! Звонок в дверь прервал разговор. Соня стояла на пороге с огромной сумкой, будто переезжала насовсем. — Привет, родственнички! — она ввалилась в квартиру, не дожидаясь приглашения. — Ох, устала! Весь день на ногах! Настя закатила глаза. Соня работала продавцом в магазине косметики. Какие там "ноги" — сидит за кассой целый день. — Что на ужин? — Соня уже рылась в холодильнике. — О, курица! Отлично! — Это на завтра, — попыталась возразить Настя. — Да ладно тебе! Купите ещё! Лёша пожал плечами — мол, что поделаешь. Настя стиснула зубы. За ужином Соня съела половину курицы, весь салат и три куска торта, который Настя берегла к приходу подруги. — Вкусно! — похвалила золовка, вытирая рот. — Но солоновато. И торт суховат. Настя молча убирала посуду. В душе кипело. — Пойду душ приму, — объявила Соня. — Лёш, дай полотенце чистое! — В шкафу возьми. Через полчаса из ванной доносилось пение. Настя заглянула — её новый гель для душа стоял открытый, половина уже использована. — Лёша, — она дёрнула мужа за рукав. — Поговори с ней! — О чём? — О том, что она обнаглела! Каждую неделю приезжает, как к себе домой! — Да брось, она же одна в городе... — Одна? У неё квартира есть! Снимает с подругой! — Ну, может, с подругой не ладит... Настя махнула рукой. Бесполезно. Ночью она не могла уснуть. Соня храпела на раскладушке в гостиной. А утром Настя обнаружила, что из кошелька пропала тысяча рублей. — Лёша! — она растормошила мужа. — У меня деньги пропали! — Может, ты забыла... — Я точно помню! Вчера была тысяча! — Настя, ты что, мою сестру в воровстве обвиняешь? — А кто ещё? Поругались. Лёша ушёл на работу злой. Настя осталась дома — суббота, выходной. Соня проснулась к обеду. — О, кофе есть? — зевнула она. — И что-нибудь пожрать? Настя молча поставила перед ней овсянку на воде. Соня скривилась. — Фу, что это? — Завтрак. — Я такое не ем! — Значит, останешься голодной. Соня фыркнула, но есть начала. Потом полезла в шкаф Насти. — Можно твою кофточку надену? Мне в магазин надо. — Нет. — Что значит нет? — То и значит. Не дам. — Вот жадина! Лёше расскажу! — Рассказывай. Соня ушла обиженная. Настя села думать. Так больше продолжаться не может. Нужен план. Вечером она поговорила с Лёшей. — Давай проведём эксперимент. Одну неделю. Будем... негостеприимными. — В смысле? — Готовить то, что она не любит. Денег не давать. Телевизор не включать. Посмотрим, как долго выдержит. Лёша задумался. — А если мама узнает? Она же жаловаться побежит. — Пусть жалуется. Мы ничего плохого не делаем. Просто... живём как хотим. — Ладно. Попробуем. В следующую пятницу Соня приехала как обычно. Но ужин её ждал сюрприз — гречка с тушенкой. — Что это? — она ткнула вилкой в тарелку. — Ужин. — Я это не ем! — Мы тоже, — спокойно сказала Настя. — Но сегодня только это. Соня поковырялась, съела пару ложек. Потом полезла в холодильник. Пусто. Только овощи и кефир. — Вы что, на диете? — Типа того. Вечером Соня попросила сто рублей "на проезд". Лёша отказал. — Денег нет. — Как нет? Ты же работаешь! — Всё на квартиру уходит. Телевизор они тоже не включили. Сидели с книгами. — Скукота! — взвыла Соня. — Что за жизнь! Легли спать рано. В десять. Соня ворочалась на раскладушке, вздыхала. А утром уехала, даже не попрощавшись. — Получилось? — спросил Лёша. — Посмотрим. Через день позвонила свекровь. — Настя, что у вас происходит? Соня говорит, вы её морите голодом! — Мама, мы едим то, что нам нравится. Если Соне не подходит... — Она же гостья! — Она приезжает каждую неделю. Это уже не гость, а жилец. Свекровь фыркнула и бросила трубку. В пятницу Соня не приехала. И в следующую тоже. Настя вздохнула с облегчением. Но через месяц золовка появилась снова. С букетом дешёвых хризантем. — Я соскучилась! — защебетала она. — Можно переночевать? Завтра рано на работу. Настя хотела отказать, но Лёша кивнул — давай, мол, дадим шанс. Ужин прошёл спокойно. Соня вела себя прилично. Даже помогла убрать со стола. Настя расслабилась. Зря. Утром она обнаружила, что её любимый лифчик пропал. Новый, кружевной, подарок Лёши на день рождения. — Соня! — Настя ворвалась в гостиную. Золовка уже собралась уходить. — Что? — Где мой лифчик? — Какой лифчик? — глаза забегали. — Не прикидывайся! Верни немедленно! — Да ты что! Я не брала! — Открой сумку! — Не открою! Не имеешь права! Но Настя уже выхватила сумку. Вывалила содержимое на пол. Среди вещей Сони лежал её лифчик. И не только — там были её тени для век, помада, даже носки Лёши. — Это... это не моё! — залепетала Соня. — Я не знаю, как оно там... — Воровка! — Настя задыхалась от злости. — Ты воровка! Лёша стоял в дверях, бледный. — Соня... как ты могла? — Да это она подбросила! Специально! Но было видно — не верит сам в свои слова. — Уходи, — тихо сказал Лёша. — И больше не приходи. — Лёша! Я же твоя сестра! — Сестра не ворует. Соня заплакала, сгребла свои вещи и выбежала из квартиры. — Прости, — Лёша обнял Настю. — Я не верил... — Знаешь что? У меня есть ещё кое-что. Настя достала конверт. Внутри — деньги с пометками ручкой. — Я пометила купюры. Те, что пропали в прошлый раз. Хотела проверить. — И? — Вчера звонила её подруга. Соня дала её сыну деньги на день рождения. Те самые купюры. Лёша сел на диван, обхватил голову руками. — Какой кошмар. Вечером приехали родители. Скандал был грандиозный. Свекровь кричала, что Настя оклеветала Соню. Свёкор молчал. — Хотите — обыщите её комнату, — предложила Настя. — Уверена, там найдёте много интересного. —…ЗАКРЫТЬ ▲

Высоченные потолки, центр города и истории про родовое гнездо — это хорошо, а вот третий этаж без лифта сталинского ампира — это плохо. Папе за восемьдесят, он уже третий день не выходит из дома. Так, глядишь, и сляжет совсем. Квартиру она решительно продала. Половину денег они с папой сообща заплатили за обучение ее сына. Брат давно уехал за границу, делить родительские хоромы было не с кем. А сын — мальчик очень талантливый, строит какие-то там вебсайты, по-английски строчит, как и по-русски. Посовещались они с дедом и решили — пусть учится. Ребенок укатил в Бостон. Звонил и благодарил регулярно, клятвенно обещал вскорости все заработать и отдать. Ну понятное дело, как же иначе? Сердце хоть и ныло, но душа за мальчика радовалась. Правильно поступили. Надо было искать жилье. Дед — очень крепкий старик, немногословный, рукастый и неимоверно тактичный, сидел у окна. Газету изучал. Читал без очков! Она опять улыбнулась: сама-то очкарик с рождения. — Ты это, Светлана, глянь. Дом тут предлагают купить. В нашем районе, у школы. Наверное, можно посмотреть, — дед хитро подмигнул. Отца Светлана Львовна обожала — боготворила, можно сказать. При нем, хоть и разменяла пятый десяток, а чувствовала себя ребенком. Он каждый день вставал по старой привычке в пять утра, брился, гладил свежую рубашку и выдвигался на рынок. На старом конном базаре он знал всех и вся, и даже подвальные мыши его обожали — он каждое утро ссыпал им сырных крошек у подслеповатого оконца. Весь район он знал наизусть, исходил вдоль и поперек, а многих жильцов знал по именам-отчествам, а еще и родословную мог пересказать. Знаком был лично. Дом, выставленный на продажу, смущенно притих за старыми тополями и страдал ужасно. Он грустил и тяжко вздыхал... А что он мог поделать? На своем долгом веку ему пришлось повидать всякого: революционных матросов в кожанках — те всегда громко орали, будто рубили саблей каждое слово; торговцев с бегающими глазками и потными пальцами — те все больше катили-спешили на своих телегах по улице, распугивая важных гусынь и надеясь на легкий заработок; молодежь в полосатых рубашках с вихрастыми чубами — спортсмены все, на кого ни глянь; девушек с коротко остриженными косами, лихо подбрасывающих волейбольный мяч и исполняющих сальто... В лихие годины Дом пережидал ужасные сирены и бомбежки, безмолвно плакал вслед семье, уходя в черный дым под песни немецких солдат. Потом радостно открывал свои ставни герою, вернувшемуся с войны, радушно принимал его спутницу, опять растил деток. Он охранял и дарил кров уж больше ста лет, постарел и осунулся, одряхлел местами. Но он был живой; сердце его радостно билось при звуках родных голосов, а глаза сверкали мягким светом блестящих окон. Он все понимал. Нынче уезжали все — родственники и знакомые, соседи и даже именитые и важные персоны из телевизора. Вот и его сильно поредевшая семья собралась в дальние страны. Марк, Дом помнил его агукающим розовощеким младенцем, он задумчиво бродил по гулким комнатам, нежно гладил рукой истертые обои, обводил пальцем лакированные временем и миллионом прикосновений дверные ручки, любовно подобранные и привезенные прадедом из Германии. Марк вздыхал, и Дом грустно вздыхал ему в ответ. Он прощался поскрипывающими половицами, натужно кашлял сквозняками и осевшими рамами. Дом не хотел его отпускать, ведь его столетние воспоминания хранили эту семью, корнями держали ее и давали ей силу, кормили в самые трудные времена позабытыми запасами из погребка, закрывали дубовыми ставнями от злых глаз, поили студеной колодезной и здоровой водой из самодельной скважины. Дом покрывал детские проказы и тайны влюбленных, он был средоточием всех жизненных сил этой семьи. А теперь десятком скудных слов в газете был выставлен на продажу. Вычеркнут из жизни. Почти. ...Светлана с отцом подъехали к старому дому. На тенистую, совершенно сельскую улочку выходили два больших окна с массивными деревянными ставнями и старинная резная дверь. Светлана восторженно всхлипнула — по этой самой улице она со стайкой подружек не раз мчала в школу, перепрыгивала огромные лужи и пила вкусную воду из колонки. И это практически в самом центре огромного города! Улица ничуть не изменилась: она ответвлялась от большого проспекта, совершала крутой поворот и тут же уносила в совершенно другой забытый мир детства. Взрослый мужчина, открывший дверь, вежливо пригласил их пройти, а Дом, приосанившись, принялся удивлять и восхищать одновременно. За входной дверью оказалось внутреннее крылечко и снова дверь — двойная бронированная. С такой не забалуешь. Оказалось, что стена, видимая глазу с улицы, — это только бок старинного и добротного строения: оно-то было развернуто внутрь, во двор, и спрятано от злых языков и дурного глазу. В квадратном зале сюрпризом притаился камин, настоящий, с каминной полкой и изразцовой стеной; потемневший паркет намекал на причудливо выложенный узор; стеклянный переход вел в недавно пристроенную новую часть, с двумя огромными спальнями и небольшим кабинетиком. Ухоженный дворик, старый погреб в три наката... В нем, пожалуй, легко можно было бы перезимовать и даже пережить войну. Ряды солений и варений, любовно заготовленные и выставленные на сохранение, уходили вдаль, скрывались в тени углов. Отец озабоченно кряхтел — наметанный глаз выхватывал просевшие доски, подгнившие от времени рамы, проржавевшие петли и чуть осевший фундамент. Цена-то невысока, но и работы... Светлана же окунулась в водоворот неясных воспоминаний, детского смеха и касания теплых душистых паркетин босыми ногами, запаха фантастических пирогов и свежей малины на веранде, маленького смешного чертика, тайком накаляканного в уголке на обоях. Марк смотрел на странных покупателей и то хмурился, то брови его ползли вверх: пожилой ветеран с раскачивающейся походкой, задорные и искристые глаза и две шальные ямочки... Смутные догадки и бередящие душу чувства. Приятный низкий голос. Ланка — Светланка! Ну конечно!.. Перед ним бродила по комнатам младшая сестренка его одноклассника Леньки! Они же все учились вместе в старой школе. Ланка и Ленька были совершенно неразлучны. Ленька еще в детстве перенес операцию на сердце и младшей Лане приказано было за ним присматривать, вот она и увязывалась за ними везде и всюду. Ох и сорви голова была эта девица! Дом улыбался и сверкал прозрачными стеклами. Он старательно вспыхивал неожиданными солнечными зайчиками в хрусталиках люстры, манил ворсистым пледом огромного кресла, магически притягивал взгляд матовыми корешками бесчисленных книг. Он узнал эту девочку сразу, с ней рука об руку вошла новая жизнь; ее ямочки обещали взрывы хохота и песни на веранде, шум и возню долгожданных визитов любимых внуков,…ЗАКРЫТЬ ▲