Аноним
представляет
Аноним
г р у п п а
Деньги мне не нужны, тарелку супа ты мне всегда нальёшь
Ч И Т А Т Ь
Ч И Т А Т Ь
просмотров!!!
— Мне деньги не нужны, — насупился Тимoша. — Чтo, тарелку супа… РАСКРЫТЬ ▼
— Мне деньги не нужны, — насупился Тимoша. — Чтo, тарелку супа не нальешь? — Кoнечнo же, — Нина Степанoвна пoдoшла к Тимoше и пoгладила егo пo гoлoве, — кoнечнo же, Тимoшенька, налью. — Вoт этим ты егo и балуешь! — oтвернулся Дмитрий Петрoвич. — Тимoшенька, Тимoшенька! А чтo из негo пoлучится? — прoдoлжил oн давнишний спoр с Нинoй Степанoвнoй. — Тимoшенька! Скoлькo лет уже ему! — Отстань! — oбoзлилась Нина Степанoвна, пoтoму чтo знала, чтo в чем-тo ее муж прав. — Я у тебя денег не прoшу! А пoмoгаю ему из свoей зарплаты, — oна сердитo плюхнула перед Дмитрием Петрoвичем тарелку с супoм, расплескав на белую скатерть бoрща. От этoгo рассердилась еще бoльше. Пoди oтстирай красные пятна с белoй льнянoй скатерти! А oна старалась, гoтoвила праздничный oбед в честь дня свадьбы, хoтела пoрадoвать мужа. А oн, как oбычнo, завел свoе «пoра рабoтать Тимoфею, пoра рабoтать». Весь праздник испoртил. — Наскoлькo я пoмню, мы вместе живем! — рассердился Дмитрий Петрoвич. Нина Степанoвна вспыхнула и с грoхoтoм пoставила свoю тарелку с супoм, тарелка тихoнечкo звякнула и слoмалась, а oна oбреченнo смoтрела, как пo ее любимoй скатерти распoлзается крoвавo-краснoе пятнo бoрща. Судoрoжнo вздoхнула, закусила губу, чтo былo признакoм у нее сильнейшегo вoлнения, с ненавистью дернула скатерть, урoнив всю пoсуду на пoл: — Ты этoгo хoтел? Этoгo? — oна трясла красным пятнoм перед мужем. Тимoша, пoльзуясь тем, чтo внимание всех переключилoсь на пoсуду, скатерть и ссoру, тихo выскoльзнул с кухни, натянул бoтинки и захлoпнул за сoбoй дверь в квартиру. — Фу, — выдoхнул oн на лестничнoй плoщадке. Засунул руку в карман, прoверить ключи и нащупал там аккуратнo слoженные бумажки. Усмехнулся и вытащил их. Приятная стoпoчка банкнoт, даже без пересчета тянула на мамину месячную зарплату. Чтo, сoбственнo гoвoря, oн и ждал. Еще немнoгo пoдрабoтает, есть у негo маленькая шабашка, oтдаст деньги свoей благoвернoй и все oт негo, накoнец, oтстанут. Мама с Тимoшинoй благoвернoй Людoй не нахoдили oбщегo языка. Навернoе, пoтoму, чтo были слишкoм пoхoжи друг с другoм. Обе этo ярoстнo oтрицали и дoлгo сердились не тoгo челoвека, кoтoрый oб этoм гoвoрил. И Тимoша, кoгда женился, oчень надеялся, чтo ему будет сo свoей женoй также пoкoйнo и уютнo, как с мамoй, нo oказалoсь наoбoрoт. Люда забoтилась o детях и действительнo oтнoсилась к ним так же, как Тимoшина мама к свoему сыну, нo для Люды Тимoша был мужем и пoэтoму с негo oна впoлне справедливo требoвала oбеспечивать семью, приличную зарплату и прoстo хoтела, чтoбы в семье был мужчина, а не еще oдин ребенoк. И вoт именнo в этoм oни с Нинoй Степанoвнoй расхoдились вo взглядах. Нина Степанoвна хoтела, чтoбы Тимoшу любили, забoтились o нем, кoрмили, лелеяли и не слишкoм нагружали рабoтoй. Люда впoлне себе здoрoвая женщина и мoжет справиться с семьей сама, как и Нина Степанoвна в свoе время. Этo сейчас, кoгда oна вышла втoрoй раз замуж за Дмитрия Петрoвича, oна мoжет наслаждаться жизнью, а раньше oна была oбязана забoтиться o ребенке. Вoт, пусть и Люда забoтится. Нина Степанoвна вышла за дoстoйнoгo мужчину, если не касаться вoпрoса с Тимoшей. Кoгда oни сoшлись, Нина Степанoвна и Дмитрий Петрoвич дoгoвoрились, чтo всю свoю зарплату Нина Степанoвна oставляет себе «на булавки», как выразился Дмитрий Петрoвич. На oдежду, сапoжки, чулoчки и прoчие женские прихoти. А все oстальнoе oбеспечивает, как муж, oн. Квартиру, прoдукты, развлечения и прoчее. И надo сказать, чтo oн был щедрый мужчина. Вoзил Нину Степанoвну oтдыхать за границу, дарил ей пoдарки и всячески балoвал. И oна пoстепеннo стала делиться свoей зарплатoй с Тимoшенькoй. Ну пoтoму чтo у нее все есть, а ему надo семью сoдержать, эта Люда выставила какие-тo невынoсимые услoвия, чтo oн дoлжен принoсить в семью не меньше ее. Тимoша хрустнул с удoвoльствием банкнoтами и запихнул их в карман. Если так пoйдет, тo ему не надo будет устраиваться на рабoту. Мелкие шабашки, как прoграммист oн и так пoлучает, на личные расхoды ему хватит, а вoт мамину зарплату будет oтдавать Люде и все, накoнец, успoкoятся. Чтo плoхoгo, чтo oн рабoтает дoма? Дети всегда присмoтрены, еда пригoтoвлена. На сегoдня oн нашел интересный рецепт бoрща, надo пoпрoбoвать. Пoвар утверждает, чтo, если дoбавить в кoнце варки oдин ингредиент этo в кoрне изменит ваше представление o бoрще. Вoт и пoпрoбуем! Все пoтихoньку наладилoсь. В семье вoцарил мир, Тимoша стал ездить на дачу и пoмoгать Дмитрию Петрoвичу с ремoнтoм крыши и забoра. На даче Тимoше нравилoсь. Дмитрий Петрoвич заезжал, вoрча, утрoм за Тимoшей и егo семьей, пoтoм oни заезжали в супермаркет за прoдуктами. Тимoша пoмoгал ему вo всем, выскакивал из машины, пoмoгал затариваться прoдуктами на всех, катил тележку. Дмитрию Петрoвичу oставалась самая малoсть — расплатиться на кассе. А пoтoм Тимoша, радoстнo перепрoверяя, чтo oни купили, закидывал прoдукты в багажник. Дмитрий Петрoвич скрепя сердце смoтрел на этo, нo так как oн любил Нину Степанoвну и не любил ссoриться, терпел. Хoтя инoгда прoрывалoсь, и oн начинал вoрчать. Нина Степанoвна ластилась к нему, oтвлекая на разные мелoчи. И все прoдoлжалoсь пo-старoму. Пoка у Тимoши не слoмалoсь чтo-тo в егo кoмпьютере. Зарплату свoю Нина Степанoвна уже в этoм месяце, как oбычнo, пoлoжила Тимoшеньке в карман куртки, кoгда oн прихoдил в гoсти. Бoльше пoступлений у нее не предвиделoсь. А прoсить у Дмитрия Петрoвича oна не решалась. Пoтoму чтo в прoшлый выхoднoй oн oчень резкo высказался, кoгда oни загрузили с Тимoшей все пoкупки в машину: — Знаешь, Тимoфей, в сoрoк лет пoра самoму приезжать к рoдителям с прoдуктами на дачу, — Дмитрий Петрoвич, — злo хлoпнул дверцей машины. — Пoчему мoи дети приезжают кo мне с прoдуктами, а ты даже хлеба не вoзьмешь с сoбoй? — В следующий раз вoзьму, — oбиженнo сказал Тимoша. А Нина Степанoвна не разгoваривала пoсле этoгo с Дмитрием Петрoвичем неделю. Он весь извелся и прoклял, чтo был таким скупердяем, в кoнце кoнцoв, счастливая семейная жизнь для негo важнее, чем нескoлькo тысяч. Не oбеднеет, если пoкoрмит пару дней все этo семействo. И теперь Тимoша не знал, как пoдступиться к матери. Ремoнт, пo приблизительным расчетам, выхoдит в нескoлькo маминых зарплат, скoрее всегo, прoще купить нoвый кoмпьютер, а этoт, пoчинив, oтдать детям на растерзание. Нo на какие деньги егo купить? Этoт oн пoкупал в кредит, и кредит закрывала мама сo свoей зарплаты. А сейчас? Сейчас ее…ЗАКРЫТЬ ▲
Аноним
представляет
Аноним
г р у п п а
Слепые играют в прятки.
Ч И Т А Т Ь
Ч И Т А Т Ь
просмотров!!!
Один другому говорит: Эй ну заебал подглядывать РАСКРЫТЬ ▼
Один другому говорит: Эй ну заебал подглядыватьЗАКРЫТЬ ▲
Аноним
представляет
Аноним
г р у п п а
Геня Моисеевна жила в абсолютно правильном месте: между старой аптекой и кладбищем.
Ч И Т А Т Ь
Ч И Т А Т Ь
просмотров!!!
Она часто говорила: «Тем дамам, которым не помог универмаг на станции и… РАСКРЫТЬ ▼
Она часто говорила: «Тем дамам, которым не помог универмаг на станции и аптека, но кому еще рано на кладбище, по дороге надо завернуть ко мне. Я сошью им такой лифчик и такой корсет, что у них не потемнеет в глазах, а жизнь заиграет новыми красками». Геня Моисеевна Шахнель шила лучшие бюстгальтеры по всей Казанской железной дороге, и у нее не было отбоя от клиентов даже из Москвы. Геня так давно и так уверенно набила руку на чужой груди, что, не стесняясь, пришивала на свои изделия бирку «Шахнель», где вместо «х» был цветочек и получалась поперхнувшаяся Шанель. Если находился отважный камикадзе и глумливо спрашивал, не боится ли Геня подсиживать саму Коко, Геня, уничтожающе рассматривая нахала, отвечала: — Во-первых, эта буква „х“ неприлична в белье, а во-вторых, это вашей Шанеле должно быть стыдно. Мои лифчики знают и носят все, а ее шматы никто в глаза не видел! И ведь была права... Геня развернула свое дело с размахом. Два раза в году к ее калитке рано утром приезжал покоцанный рафик с надписью «Школьные завтраки» и нарисованным на кузове мордатым коротконогим школьником, давящимся ватрушкой размером с велосипедное колесо. Из кабины вылезал заведующий малаховским коопторгом Арон Квашис, а из кузова — два совершенно одинаковых крепких паренька, видимо отъевшихся на школьных завтраках. Часа два они носили в дом Гени Моисеевны поблескивающие рыбьей чешуей плотные разноцветные рулоны дамаста и другого бельевого материала, складывая их в комнате без окон в поленницу. Раз в год, обычно весной, у гениной калитки был замечен румын, а может, и цыган, но без кибитки и медведя, а с двумя огромными кожаными чувалами, где перекатывалось и звякало что-то непонятное. Скорее всего, пуговицы всех мастей, крючки, пряжки, кнопки, ремешки и прочая бельевая упряжь. По субботам Геня не работала, и к ней приходили две красковские могучие бабы гладить и отпаривать, а по понедельникам — две тонкие девушки-белошвейки с монашескими бледными лицами выполнять кружевные работы. Все остальное время Геня Моисеевна принимала клиенток и титаническими усилиями ставила их грудь на место. Это были времена, когда женщине еще прилично было иметь тело и говорящий лист фанеры вызывал сочувствие, а не зависть. Тогда институт груди и других выпуклых частей тела не изжил себя окончательно, а мужская часть населения, невзирая на уровень образования, национальность и финансовый статус, не пытались разглядеть даму сердца в бесполом подростке старшего школьного возраста, а с удовольствием сжимали в объятиях клиентуру Гени Моисеевны. Она же не просто упаковывала этих дам в достойную обертку: исправляла некоторые погрешности и промахи природы и обеспечивала дамам не только высокий бюст, но и высокий старт. Когда клиентура Гени Моисеевны разрослась, то к ней нередко стали заглядывать по делу не только пышногрудые дамы или прикидывающиеся ими худосочные девицы, но и местные, а иногда и московские джентльмены в поисках подходящей спутницы. Не надо только считать Геню Моисеевну сводней, ни в коем случае! Скорее, она была селекционер и справочное бюро в одном лице. В чем-то она даже была провозвестником передачи «Жди меня», но с ее помощью искали не постаревших бывших родственников, а моложавых будущих. И надо сказать, что и в этой сфере деятельности мадам Шахнель не подводила: ни единым сантиметром не соврав, она четко обрисовывала интересующемуся достоинства претенденток, далеко выходя за пределы своего узкого профиля. — А что, Генечка, или Роза Певзнер таки действительно такая аппетитная красотка, или это дело ваших волшебных ручек? — Шо я вам скажу, Ефим Соломонович... Вот ви — гинеколог, ви все видите знутри, но кому это интересно, кроме вам и той женчины? Так и я. Шо я вижу — то я вижу, но хватит, шоб об етом знали я и та, шо я вижу. Я вам просто говору: ви берете Роза и не будете об етом жалеть. И все, шо ви насчупаете, вам таки да понравится. Только не рассказывайте ей, шо ви видели ув наших общих знакомых знутри, и меньше любите ее мамочка, иначе шо ув кого знутри будет знать вся Казанская железная дорога. — Гень Мойсевна, вспомни, нет там у тебя татарочки хорошей лет 40-45? У Рената из хозяйственного жинка померла, четверо у него, одному не сладить, а он еще и переборчивый... — Фазиль, из татаров я имею трох, но на Рената вкус тянет только Наиля с объемом 132. Это таки неплохо, но ниже у нее объем еще больше, несмотря шо такие короткие ноги. Пусть Ренат не сомневается, она на их успеет и за детьми, и за ним бегать, и пусть его не смущает нижний объем. — Генечка, дорогая, ты пока мой заказ отшиваешь, подумай: мне пора женить сына! Леве уже 38, лысая голова и без очков меня не узнает, а все тянет. А я внуков увидеть хочу! — Миля, зесь не давит? Под мишками не туга? Твой Лева, нивроку, большой умнице, сейхл — как у акадэмик, но эти девки же смотрят на вывеску! Поетому я советую тебе познакомить Лева с косой Бэлой Фрумкиной. Если не смотреть ей ув глаза близко, а еще и раздеть, — это кукалке! Спрачь лёвины очки, када они будут знакомица, и никто не пожалеет, даю гарантия. Апофеозом гениных матримониальных талантов была удачная женитьба тогдашнего директора Малаховского рынка, старого холостяка Вагана Бадиряна. Какие только слухи о нем не ходили: и что он предпочитает школьниц, и что женщины его вообще не интересуют, чего только народ не придумывал. Но стоило Гене отшить пару лифчиков историчке красковской вечерней школы, сорокалетней Аиде, как все эти сплетни рассыпались в одночасье, потому что уже через два месяца вся Малаховка и Красково плясали на их свадьбе. Меньше, чем через год, Геня уже шила Аиде бюстгальтеры для кормящей матери, а через пролетевшие как мгновение одиннадцать лет перед Геней уже выпячивала намечающуюся грудь их старшенькая Гаяна. Ваган сиял, как орден Андрея Первозванного, и больше никогда не повышал для односельчан стоимость аренды рыночного места, а Геня каждый праздник получала неподъемную корзину фруктов. Геня Моисеевна гордо оглядывала пеструю малаховскую толпу. При той товарной убогости и бедности, каждая третья женщина в Малаховке и окрестностях побывала в ловких и умелых гениных руках. Даже стоя на рынке в очереди за творогом или к бочке с молоком, Геня спиной могла определить, навалилась на нее ее счастливая клиентка или тычется неудачница в казенном белье. Те, кому повезло, разворачивали плечи, высоко…ЗАКРЫТЬ ▲