Анонимки ▶ Анонимное общение

А всё из-за того, что в этом возрасте нет своего жилья, и не могу даже позволить отложить на первоначальный взнос по ипотеке. Львиная доля доходов уходит на аренду жилья, остальное на продукты и прочие необходимые вещи по минимуму. Даже б/у технику себе не могу позволить, про отдых я вообще молчу, только дома и проходит. Кто-то скажет: «Найди другую работу», пробовал. Везде плюс-минус так же, только свою работу из-за графика могу совмещать с дополнительной работой, которую совсем недавно нашел. Задолбался уже от всего этого. Советов не прошу. Просто высказался.ЗАКРЫТЬ ▲

Он сидел безучастно под стеной лазарета - прозрачный до пугающей синевы пленный немецкий мальчик. Его руки, тонкие как веточки ивы, лежали без сил на земле, а от шеи осталась лишь нить, и эта нить не могла держать его белобрысую голову - голова безжизненно свисала, упираясь подбородком в тщедушную грудь, прикрытую драной курточкой-френч. Чистое вафельное полотенце, повязанное на шее вместо кашне - почему-то именно оно больше всего поразило Тамару в этой картине. Тамара оставила ведро с водой у колодца и подошла к нему. - Эй, мальчик! Мальчик, ты живой? Никакой реакции. Тамара легонько потрясла его за плечо, золотистая голова мальчика безвольно забилась. Его веки задрожали. По всему было видно - не жилец. У Тамары оборвалось сердце. Во время войны муж Тамары служил в понтонных войсках. С приходом победы понтонные переправы утратили свою надобность и его отправили на Донбасс в качестве начальника лагеря для военнопленных. Жена и двое детей отправились с ним. Их поселили в здании, где с одной стороны заседала администрация, а с другой выделялись комнаты для семей военных. Пленные немцы работали на шахтах. Среди них были и те, кто попал в плен в последние дни войны - подростки 13-15 лет, старики... Ввиду острого недостатка солдат, Гитлер бросал в окопы всех подряд, даже по сути детей, которые никогда не держали в руках винтовки. Тамара отворила скрипучую дверь лазарета и прошла в кабинет старого фельдшера. - Иван Никифорович... Там у вас мальчик под стеной сидит: худющий такой, прозрачный, из пленных. Кажется, он болен. Фельдшер поднял голову от бумаг и усталым движением снял с носа пенсне, и принялся протирать их платком. - Понял о ком вы. У него дистрофия, острая диарея не проходит, помрёт скоро. - Но он же ребёнок! - А что мы сделаем? Воевал? Воевал. Значит, немецкий солдат. Пленный. Враг. - Но вы же занимаетесь лечением пленных. - Ему уход нужен. Постельный режим, отслеживание состояния... Кто будет этим заниматься? Я один на всех. Да и запущен он сильно. К тому же это враг, повторяю. Фашист. Его папка, возможно, десяток наших детей погубил, не моргнув и глазом, а мы будем за его жизнь бороться? В плену выживает сильнейший, не велика потеря, если помрёт. Выходя из лазарета, Тамара ещё раз взглянула на мальчика. Он так и сидел, не сменив позиции. Тамара не могла смотреть на него глазами победителя. В первую очередь она была матерью. Перед ней сидел, умирая, не враг, не фашист, не немец... На её глазах в страданиях угасал ребёнок. И Тамара кинулась его спасать. Она отнесла вёдра с водой на кухню и направилась к мужу. - Саша, позволь мне выходить пленного мальчика, он умирает от диареи, дистрофия, кости одни... Ты же знаешь, как мне тяжело одной по хозяйству, а он, если выживет, хоть мне помогать станет, на шахте толку от него всё равно уже не будет. А ещё он сможет выучить немецкому наших девочек - для них полезно будет такое развитие. Александр пронзительно посмотрел на жену. Она стояла перед ним, как школьница, мяла юбку, а в глазах её сострадание и боль. - Хорошо. - Хорошо? Правда? - Да. Приготовь для него где-нибудь место, я велю ребятам перенести его. Только не в наших комнатах. - Спасибо, Саш! - обрадовалась Тамара. - Ну, иди. В пристройке, которая служила чем-то вроде котельной, Тамара соорудила подобие топчана и солдаты перенесли туда немецкого мальчика. Она стала кормить его так, как когда-то вскармливала своих годовалых детей - протертым, по ложечке. Сам мальчик был до того слаб, что не мог ни поднять руки, ни вымолвить слова. Тамара отваривала для него на воде рис, картофель, манку... и перетирала их до состояния жидкого пюре. Также по ложечке вводила и рыбу. В ту пору как раз поспели у местных груши и Тамара готовила из них кисель. А ещё она с дочерьми разыскивала по лугам лечебные травы, которые во время эвакуации ей советовала одна бабушка - младшая дочь в те месяцы прошла через жестокий понос, так что опыт по спасению был. "Вот, видишь, синенькие растут на длинных палках? Это цикорий. Нарви цветков и заваривай. Ещё зверобой хорош, корень конского щавеля, отвар дубовой коры тоже приветствуется..." - вспоминала слова старушки Тамара. Мальчик стал оживать, заговорил на ломаном русском. Сказал, что его зовут Ганс и что ему исполнилось пятнадцать лет уже в плену. Его бросили в окопы напоследок со стариками, в последний месяц войны. Ему не объясняли зачем он там, его не учили стрелять, да он и не успел ни разу выстрелить - так получилось, что он сразу сдался в плен вместе со стариками. - А твоя семья? Что с ними? Где они? Ганс объяснил, что его семья была цирковая, далёкая от политики и войны. Его родители работали в бродячем цирке, а сам Ганс был при них помощником и учился делать акробатические трюки, даже успел придумать свои номера и повыступать. Где сейчас родители Ганс не знал. - А откуда русский знаешь? - Мой дедушка был наполовину русским. Сначала я ругаться научился по-русски, как он: "эх, твою мать!" "растудыть его в...!". - Ганс артистично потрясал в воздухе щупленьким кулачком. - Дедушка увидел во мне талант и мы начали заниматься. Тамара тоже ему кое-что о себе рассказывала. - А вы местные? - спрашивал Ганс. - Всегда здесь жили? - Я уже и не знаю какие мы, - с грустной улыбкой отвечала Тамара, поглаживая белые волосы мальчика, на которых плясали отсветы печи, - мой муж военный и жили мы сначала на Севере, там дочки родились. Когда к Советскому Союзу присоединилась Молдавия, мужа направили туда, мы с девочками стали жить в Кишинёве, а он ездил на военные учения в лагеря. Я до последнего не верила, что Гитлер на нас нападёт. Уже гул самолётов над городом, уже грузовики, забитые людьми, на вокзал едут, а я всё сижу... Ну, тебе это не интересно. - Интересно, интересно! Расскажите! - Спать пора, Ганс, ты устал. - Тамара, вы сказочная фея моей жизни, - льнул Ганс щекой к её руке. - Расскажите же мне на ночь самую удивительную историю из своей жизни - ту, которую вы потом, по прошествии лет, будете рассказывать своим внукам, а они - своим. - Да, мама, расскажи! - просили и дочери, которые всегда крутились рядом с мамой…ЗАКРЫТЬ ▲