Бабушка была красавицей.

Не такой, как другие старушки – с нарисованными удивленными бровями и начесами на бледной макушке. Даже в свои 75 бабуля виртуозно играла яркими бровями и ресницами, природный румянец приходилось припудривать слегка, а копна густых блестящий кудрей вызывала зависть женщин и бодрый восторг мужчин. При этом она уже много лет была яркой блондинкой.

Хороший вкус и некоторые возможности доставать и заказывать действительно хорошую одежду – такую, что сидела как влитая, подчеркивая именно важное подчеркнуть, и аккуратно скрывала важное скрыть – делали ее фигуру еще более выдающейся.

С ней было весело и интересно. Она вдруг могла затеяться переставлять мебель, менять шторы или мастерить внучке бальное платье из кружевной гардины. Она вкусно и быстро готовила – огроменные сковороды огненной картошки и сочные отбивные, душистый салат и хрустящие колкие огурчики из старой дубовой бочки в подполе. А уж пирожки…! Загляденье. Да-да, все было по-настоящему – и подпол, и мебель, и пирожки. Старинный кирпичный особняк в два подъезда, квартира с погребом и выходом в сад, беседка, утопающая в яблочном цвету белого налива и малиновым запахом алых роз.

Бабушка работала, споро и сноровисто управляла домом, хлопотала с помощницей Натальей, больше похожей на пиратку, затевала шумные застолья, принимала любимых друзей. Вставала в пять утра, до работы успевала переделать тыщу дел, и улетала на службу, оставляя шлейфом аромат французских духов. Жили красиво и празднично.
Дед – импозантный и видный, как голливудский артист, иногда имел обыкновение пошуметь. Высокие должности развили командный голос и привычку руководить. Бабушка в ответ всегда соглашалась, не спорила, кричала ему из кухни: «Да, мой золотой, как скажешь»! Весело и легко встряхивала кудрями и делала решительно то, что хотела и считала нужным. Замечательная пара – восхищения друзей, обожание детей и внуков, почет и уважение.

А только наблюдалась за бабушкой странная привычка – доедала булки. Бывала купит в пекарне у дачи, принесет поутру пухлых и горячих таких колобков, с блестящими медовыми бочками, нарежет к завтраку с маслом. А потом сидит за разговором, и не замечая, уплетает – и свою, и оставшуюся сыновью половинку, и внучкину горбушку. Опомнится, засмеется, соберет со стола, а по дороге аккуратно станет кусочки снова отламывать и доедать.
И вот однажды в красивый семейный вечер, когда только свои за столом, и вкусно все так, что кажется лопнешь, а остановиться нельзя никак, вино играет в хрустальных бокалах и чуть-чуть шумит в голове, домашние опять схватили бабушку за руку. Снова доедала булку.
А она возьми да кааак расплачься! Может пряное вино, а может быть воспоминания накрыли тяжелой волной именно в этот день.
– А я ведь булки-то те украла! Две штуки. Девчонкой тогда была совсем, мы только из окружения вышли, когда мамин санитарный поезд разбомбили. Ох сколько страху я тогда натерпелась!!! Бомбы свистят, летят тучами, несчетно! Убитых море. Вагоны горят, люди, кто может выпрыгивают, гарь и смрад… Потом от немцев убегали, раненых по очереди несли. Тяжелые, руки отрываются, и плачу тихонько, и бросить не могу никак. Сколько дней не ели…
А потом Кавказ. А там красивоооо так, чисто – и пахнет фруктами на деревьях. Голова все время кружилась, а денег нет, документы сгорели все, пока восстановили… Помню домой из госпиталя иду, а в булочной свежие булочки только из печи. И пахнут на всю улицу. Красивые, пышные, мягкие… Как до войны. Я две тихонечко взяла и дальше пошла, иду-не-дышу, глаза в пол.
-Ой, как мама ругалась!!! Обратно, говорит, неси, пусть все видят – мы не воровки!!!
За столом те, кто помладше роняли блестящие слезы, старшие сопели усиленно и моргали часто-часто, сдвигая брови и хмуря лбы.
– И что – ты отнесла?!
Бабушка будто опомнилась, встряхнула кудрями своими расчудесными и рассмеялась:
– Да нет, не дали. Говорю же – Кавказ! Кто-то увидел, молва пошла – военврач из поезда с девочкой голодные совсем. Ребенок кушать хочет!!! Не то что не взяли, наоборот, нам весь вечер угощения несли – у кого что было. Инжир, мед, молоко. Так и жили… А булки эти… ой, беда мне с ними. Как увижу – и будто опять я на той улице, и живот сводит от голода, глаз отвести не могу…

Тут вся семья, не сговариваясь, кинулись ее обнимать, и жалеть-целовать, и даже дед, не большой любитель канифолии разные при людях разводить, пригладил рукой слегка блестящий шелк ее волос, а утром , впервые в жизни, отправился за свежим горячим хлебом. Для нее. Любовь – она очень разная, но всегда пахнет теплом и капельку ванилью.

Автор: Алена Баскин