Ах ты ж зараза!

Из ворот выскочил дедуля и припустил в сторону озера. Следом за ним бабка, потрясая дубинкой над головой. Но где там деду! Сухонький, вёрткий, хоть и старенький, а бабка — добрая такая, округлая. Через три метра она остановилась.

— Ну, зараза, вернёшься домой — устрою я тебе!

В соседнем доме скрипнули ворота. Вышла ещё одна бабушка.

— Что, твой тоже убежал?

— Здравствуй, Сергеевна. Убежал, гад такой. Девяносто лет скоро, а всё не набегается никак.

— И не говори, Николаевна, столько лет мы с ними мучаемся. Надо что-то делать.

— Ай, Маш, ну что ты с ними же делаешь? Жизнь-то прожита. За столько лет не смогли отучить от этой заразы. Теперь-то как?

— Так хочется же ещё пожить, хоть годочек или десять.

Анастасия Николаевна рассмеялась.

— Ну, Маш, ты хватила — десять! Ладно, пойду. Надо жуков на картошке посмотреть.

— И то правда, пока не жарко, тоже пойду.

Бабули ещё раз погрозили кулаками вслед убежавшим дедам и пошли заниматься делами.

Не то чтобы их мужья пьяницами были, конечно, нет. Всю жизнь работали, награды всякие получали, а на пенсию вышли — и заняться стало нечем. На озеро стали ходить, рыбу удить. Не столько рыбки поймают, сколько наливочки употребят. Бабки-то сначала молчали, а потом решили бороться с этой пагубной привычкой. Правда, не очень хорошо у них это получалось.

Макар вернулся к обеду, вошёл ровной походкой, зыркнул на бабку.

— Ну что сидишь-то? Обедать будем или как?

Анастасия Николаевна хмыкнула.

— А ты что, проголодался, что ли?

— Так время ж обеда или от старости ослепла совсем?

— Ты мне поговори, поговори тут, я тебе твою говорильню быстро закрою!

Бабуля встала, налила щей, поставила на стол.

— На вот. И картошку иди окучивать.

Дед крякнул, взялся за ложку. Картошку сегодня он окучивать никак не собирался, потому что Никанор сегодня у своей чистого первака стянул. Она ещё не хватилась. Первак у неё всегда только на растирание стоял, а оказался даже крепче, чем они думали. И домой они шли, держась друг за дружку.

Дед щей поел, быстренько собрался, да и в огород. Бабка Настя вздохнула. Хорошо, когда муж при деле, не надо переживать за него.

Анастасия Николаевна вышла за калитку, присела на лавочку. Минут через пять и Мария Сергеевна рядом присела.

— Ну что, где твой-то?

— Отправила картошку окучивать, а то кучерявится живёт. На улице ещё обед, а он нализался, гад такой.

— И я своего отпустила. Пусть проветрится. И сроду взяли — если у них отдых, то думают отдыхать будут всегда. Ха! Сейчас!

Бабушки сидели, о своём разговаривали. О картошке, внуках, молодёжи.

— Видала ты, Нинкин-то мужик совсем пить бросил. Вчера слышала, что Нинка плачет от радости, всё дома делает, на работу снова устроился.

— Да ты что? Он же пил не просыхая. Нинка ж уходить от него хотела.

— И не в первый раз, вроде. Вся семья у него такая поганая, зачем только замуж за него пошла.

— Дед у него непьющий был. Может, думала, в него пойдёт?

— Точно хотела. Говорят, что и вещи уже собраны были.

А потом баба Настя наклонилась к уху подруге.

— Чем-то там напоила она его. Все говорят, что как бабка заразу отшептала, как будто и вообще никогда не пил.

— Это что ж за средство такое? Вот бы нашим мужикам такое!

— Ой, да брось. Не настолько наши мужики и пьяницы.

Время было к вечеру, а ни Макара, ни Никанора из огорода было не видно и не слышно. Баба Маша с беспокойством сказала:

— Что-то долго они там. Может, пойти посмотреть? Жарко, напекло-то, как на голову.

— А и то твоя правда. Что-то мы совсем про них забыли.

Бабушки скрылись в своих калитках. Картошка была неокучена. Дед Макар спал в тенёчке, обняв тяпку, а Никанор на телегу забрался. Там сено прошлогоднее лежало — всё помягче.

— Ох ты ж, гад! Ничего не сделано, а он развалился тут!

Макар, услышав голос любимой жены, подхватился, вскочил и кинулся к дому. В соседнем огороде бабка Маша охаживала крапивой своего благоверного. Скандал получился громкий.

После того как мужья были заперты дома, бабки снова встретились у ворот.

— Ты, Машка, как хочешь, а я пойду к Нинке. Спрошу, что за средства она своему давала.

— И я пойду. Сил уж никаких нет терпеть. С молоду такими не были, а тут поглядите на них.

Бабушки засеменили в сторону центра деревни. Никанор, проследив, как они скроются, скинул палочкой щеколду, да пошёл и друга выпустил.

— Куда это они? Не знаешь?

Макар почесал бороду.

— Да кто же их знает. У них к старости что-то странное в голове творится. Умом это не понять.

Бабушки тем временем атаковали Нинку.

— Нин, говори, чем мужика от этой заразы отвадила!

— Да идите вы, бабы! Сам бросил! А вы на старости лет что там за ерунду придумали? Чем там вам ваши деды снова не угодили?

— Ну конечно, столько лет пил, а потом взял и сам бросил.

— А чем не угодили, сами знаем. Говори, давай, и не ври!

— Да сам, бабы, говорю вам — сам!

— Ну что, прилипла-то как банный лист к одному месту!

Нина даже ладонью по столу хлопнула. Это хорошо, что Пашки дома не было. Как бы он себя чувствовал-то на таком допросе.

— Нин, ну вот как тебе не стыдно-то? Я ж тебя маленькую на руках качала, а ты помочь мне не хочешь. Ну жалко тебе, что ли?

— Да уж, Нин. А помнишь, как ты ко мне прибегала, когда в прятки все играли? Ты маленькая, тебя сразу все находили, а ты ещё прятаться-то не умела как надо. Ну помнишь, как просила? «Спрячь меня, баб Маш!»

Нина схватилась за голову. Пашка её и правда пил. А как понял, что она с ребятами к матери возвращаться собирается? Испугался. На коленях стоял, клялся. И вот почти год уж в завязке. Другим мужиком стал. Даже лучше, чем когда замуж за него шла. Она пыталась это бабушкам объяснить, но те её не слушали. Нина даже разозлилась, встала, нашла в аптечке слабительное, отдала им и выпроводила.

Неделю дедам пить было некогда. Ослабли, слегли совсем. Бабки переживали, а всё одно таблетки в еду подмешивали. Кто его знает, может, такая реакция и должна была быть?

Макар взмолился:

— Позови ты фельдшерицу, совсем мочи нет.

Вот тут бабка Настя испугалась, к соседке забежала — у той то же самое дома. Кинулись вдвоём к фельдшеру. По дороге рассказали всё как есть.

— Что ж вы делаете-то?

А фельдшер, когда таблетки увидела, даже выругалась.

— И давно вы их даёте?

— Так неделю уже.

— Ну теперь молитесь, чтобы деды ваши отошли. Это ж какое обезвоживание в организме!

Эх, бабуси!

Макар и Никанор, как узнали, что их половины выдумали, так сразу собрались во дворе на консилиум. Мрачны были оба. Супружниц из-за окошка поглядывали, но на рожон не лезли. Уже выслушали столько, что на всю оставшуюся жизнь хватит. Теперь думали, лишь бы тем и обошлось. Но деды были настроены воинственно.

— Ну что, Макар, так и спустим им с рук?

— Это спускать нельзя. Только что делать-то?

Баба Маша даже окно приоткрыла, чтобы услышать, о чём говорят. Никанор встал, с размаху раму закрыл и чуть нос ей не прищемил. Засопела, но промолчала. А что скажешь, если получается, что кругом виноваты?

К вечеру мужья по домам вернулись, спать легли. Бабушки выдохнули, но не тут-то было. С утра в магазин собрались, там постояли, там посудачили. К магазину только к обеду подошли. Бабы в магазине странно так посматривали на них и молчали. Анастасия Николаевна не выдержала.

— Случилось что? Ну чего вы на нас как на привидение смотрите?

— Ну для вас, видно, это так, а мы вот никогда не видали, чтобы мужики по шестьдесят лет вместе отжив уходили.

— Какие мужики, куда уходили? Белены что ли объелись? Говорить что? Непонятно ничего.

— Так ваши мужики! А вы что, не знаете, что они от вас ушли?

— Вот вы даёте!

Мария и Анастасия переглянулись и, не сговариваясь, подхватив юбки, рванули к дому. Ни Макара, ни Никанора не было. Да много чего не было. Не было курток тёплых, не было палатки, что дети привозили для них для рыбалки. Мария кастрюли не досчиталась, а Анастасия — чайника. Обе во двор выскочили.

— Ну, гады! Перед всей деревней опозорили!

— Явно на озере!

Они кинулись туда. Но так и есть. На бережку костёр разведён, кастрюлька в костре коптится, а мужья под нарезанное сальце выпивают.

— Никанор, ты что, позоришься на всю деревню?

— Макар, дед сивый, не стыдно тебе?

Макар махнул перед носом рукой.

— Не, Никанор, ничего не понимаю. Вроде день-деньской, а как будто комары пищат.

— Мне, Макар, покачал головой. — Да не, показалось тебе. Мы ж к озеру-то…

К жёнам своим и головы не повернули. Мария и Анастасия переглянулись, а из деревни уже любопытные подтягивались.

— Ну что, Машка, значит, так?

— Ну, Машка, так Машка. Пойдём к Сергею Николаевичу домой. На меня давно Степанович заглядывается. Пусть и старый совсем, а по хозяйству ещё сможет. Да и не пьёт.

— Пойдём, Николаевна. У меня тоже на примете помощник по хозяйству есть. Ну что же нам теперь одним что ли разрываться?

Бабки развернулись и посеменили к деревне. Никанор показал им вслед фигу.

— Да кому вы нужны, старые трещотки?

Сказать-то сказал, а в душе сомнения нехорошие начались.

— Я этому Степановичу с молоду не доверял. Помнишь, как он за девками ухлёстывал без разбору?

— Да помню, конечно. До старости дожил, а толком-то ни кола ни двора. Конечно, чего не прийти-то на готовенькое. Я ему приду! Так приду! Я весну корячился на огороде, а он что ж, жрать теперь будет?

Вздохнули, ещё налили.

— Не, ну где-то понять их можно. Столько прожили, покоя уже хочется, а мы что ни день, то сюрприз.

— Да это понятно. Так ведь и нас понять можно. Хочется уже самому решать, что делать.

— Тоже верно. А вот с другой стороны, согласись, но как-то у них это лучше получается. Вроде дуры бабы, а вот как-то получается у них.

Макар сделал витиеватый жест рукой. Никанор кивнул.

— Согласен. Тут согласен. Как-то получается у них.

Баба Маша и баба Настя сидели на лавочке у ворот.

— Ой, Маш, и что нашло-то на мужиков? Как бы там ни было, а ведь и в огороде всё делают, и во дворе всё прибрано. Ты погляди у других — чуть в боку стрельнуло, и всё, зарастёт всё травой.

— Твоя правда. Настён. Ну кто сейчас не пьёт-то? А нашим лет уж сколько? Заслужили. И что мы с тобой, правда, ещё и с таблетками этими? И Нинка-то тоже — зараза такая. Ну хоть бы от температуры что ли дала.

— Сами виноваты. Наши по углам не валяются. Знаешь что? А пойдём-ка приготовим что-нибудь вкусненькое, что они любят.

— Да! Пойдём их назад звать.

— А давай!

Бабушки рванули по домам. К вечеру, прихватив под фартук по кастрюльке, двинулись к озеру. Подошли. Палатка сложена, всё убрано. Только бутылка початая, та самая, что утром так и стоит.

— Мы вам тут поесть принесли. Вот гляди, Макар, я твоих любимых голубцов приготовила, сметанки положила.

— А я вот котлеток нажарила. Как ты любишь, Никанор, с лучком.

Мужики переглянулись, подмигнули друг другу. Они-то и сами уже домой собирались, но раз тут за ними пришли, то они ещё повыпендриваются.

— Ну ставьте, посмотрим, что вы там наготовили.

Бабушки быстро кастрюльки размотали, и аромат поплыл. Никанор даже крякнул.

— Эх, запашок-то какой!

— А что, бабы? Может, по рюмке? А?

Мария и Анастасия переглянулись и одновременно руками махнули.

— А давайте!

Мужики засуетились, фуфайки свои на землю покидали, чтобы жёнам не на земле холодной сидеть. Выпили, покушали. Мария улыбнулась.

— Настён, а хорошо-то как! А может, споём? Как раньше, в девках?

Баба Настя обтёрла губы кончиком платка.

— Ну давай про любовь!

Деревенские выходили к воротам и с недоумением в сторону озера посматривали. Странно, как будто поёт кто-то. Да песни всё какие-то старинные, и не один, а несколько человек. Будто хор какой на репетицию приехал. Кто-то не выдержал, к озеру пошёл посмотреть. К нему ещё человек присоединился, потом ещё. Дошли и остановились.

На бережку, лицом к озеру, сидели две пары. Женщины головы на плечи мужей положили, а мужики руками морщинистыми, натруженными супружниц своих держали. Бабы пели, мужики подтягивали. Да так хорошо, складно и красиво у них получалось, что заслушались все. Кто-то прямо тут на землю опустился, ладошкой щёку подпёр и слушал. Кто-то просто стоял.

Уж совсем темно было, когда Макар и Никанор с жёнами домой вернулись. Как будто месяц их там не было, а то и больше. Тихо, спокойно. Постели разобрали, спать легли. Думал, конечно, Макар про Степановича спросить, но не успел. Сон навалился, повернулся на бок, мысленно махнул рукой. Завтра спросит. Хотя чего теперь о Степановиче спрашивать? Он ведь сам дома.