Группы МОИ НОВОСТИ

14 июля 2025 в 15:43

на сайт, и вы сможете вступить в группу.

Бросила троих маленьких деток в старом доме, а спустя годы вернулась и оторопела.

..
Что может заставить мать бросить троих детей? Она сделала выбор, который разрушил их жизни. Но её поступок обернулся самым страшным кошмаром.

Анна стояла у окна кухни, наблюдая, как утренний туман медленно поднимается с болотистой низины за огородом. В доме царила привычная суматоха: семилетний Олег искал второй валенок, пятилетняя Наталья капризничала над остывшей кашей, а трёхлетний Кирилл, как всегда, крепко спал в своей кроватке. «Мама, а где мой валенок?» — хныкал Олег, ползая под лавкой.

Анна не ответила. Её мысли были далеко отсюда, в том мире, где не нужно каждое утро разжигать печь, где не приходится латать детские штанишки при свече, где можно просто быть женщиной, а не загнанной лошадью. Письмо в кармане её старого платья жгло сильнее раскалённого угля. Павел писал, что нашёл работу на заводе, снял комнату, что скучает и ждёт. «Приезжай, Аннушка, начнём новую жизнь. Что тебя там держит в этой глуши?»

Что её держит? Трое детей, оставшихся от покойного мужа. Дом, который разваливается на глазах. Огород, который даже в хороший год даёт урожай только на то, чтобы не умереть с голоду. Соседи, которые косо смотрят на молодую вдову и шушукаются за спиной. «Мама!» — Наталья дёрнула её за подол. — «Каша холодная!»

Анна машинально подогрела кашу, накормила детей. Проводила Олега до калитки. Школа была в соседней деревне, туда каждый день ходили местные ребятишки. Потом уложила Наталью играть с тряпичными куклами, а сама села у окна с шитьём. Но руки дрожали, и стежки выходили кривыми. В голове крутилась одна мысль: сегодня или никогда. Павел обещал приехать на подводе к обеду. Сказал, что если она решится, то они сразу поедут. Он уже всё устроил, купил билеты на поезд. В городе её ждёт другая жизнь с электричеством, водопроводом, театрами, красивыми платьями.

«А дети?» — спросила она в прошлый раз.

«Дети? — Они выживут. Деревенские дети крепкие. К тому же, соседи помогут. А ты что, собираешься всю жизнь себя хоронить в этой дыре?»

Анна знала, что он прав. Какая от неё польза детям? Она едва сводит концы с концами, постоянно злится, срывается на них. А в городе, рядом с любимым мужчиной, она станет другой — доброй, счастливой. А счастливая мать лучше, чем несчастная, правда? За окном послышался звон колокольчика на подводе. Сердце Анны забилось так сильно, что она была уверена, его слышно во всём доме. Павел приехал. Сейчас или никогда?

Она быстро накинула шаль и вышла во двор. Павел сидел на козлах подводы, такой красивый, статный, с ямочкой на подбородке и весёлыми глазами. При виде её лицо его осветилось улыбкой. «Ну что, красавица, решилась?» Анна оглянулась на дом. В окне мелькнуло личико Натальи — девочка смотрела на незнакомого дядю с любопытством. Из-за печной трубы поднимался дымок, огонь ещё горел, в доме было тепло.

«Я? Не знаю, Паша. Дети…»

Павел спрыгнул с подводы и обнял её. «Аннушка, милая, ты же сама говорила, что задыхаешься здесь. Что жизнь проходит мимо. Дети найдут способ выжить, поверь мне. А ты? Ты создана для счастья, а не для этого серого прозябания». Его слова действовали как наркотик. «Да, она создана для счастья. Да, она ещё молодая, красивая. Ей всего двадцать шесть, впереди целая жизнь. А здесь что? Год за годом одно и то же: огород, стирка, готовка, штопка. И никого рядом, кто бы её пожалел, приласкал, сказал доброе слово. Но как же я их оставлю? Они же совсем маленькие».

«Не на улице же оставляешь. В доме тепло, еды на несколько дней хватит. Соседи увидят, что ты не топишь печь, зайдут проведать. Марина Павловна, она же добрая, сама семерых вырастила. Возьмёт к себе».

Анна колебалась. В глубине души она уже приняла решение, но совесть ещё сопротивлялась. «А если что-то случится?» — «Ничего не случится. Дети живучие, особенно деревенские. Ты же сама в детстве была предоставлена сама себе, и ничего — выросла красавицей». Это было правдой. Анна рано осталась без матери, отец запил, и она с десяти лет сама о себе заботилась. Выжила, стала крепкой, самостоятельной. Её дети тоже справятся.

«Время не ждёт, Аннушка. Поезд в шесть вечера. Если опоздаем, следующий — только через три дня».

Анна посмотрела на Павла, на его полные любви глаза, на сильные руки, которые обещали защиту и тепло. Потом перевела взгляд на дом. Наталья по-прежнему стояла у окна и махала рукой. «Хорошо», — прошептала Анна. — «Дай мне собраться».

Анна вошла в дом, словно во сне. Руки дрожали так сильно, что она едва могла застегнуть пуговицы на кофте. Каждый предмет в доме словно кричал ей: «Не уезжай! Останься!» Детские рисунки на стене, которые нарисовала Наталья углём из печки. Самодельные игрушки — Олегу деревянные лошадки, которые вырезал покойный муж. Погремушка Кирилла, сделанная из пустой банки и горошин. Она судорожно открыла сундук и стала выбирать самое необходимое. Ситцевое платье с мелкими розочками, то самое, в котором познакомилась с Павлом на ярмарке. Шерстяную кофту цвета спелой вишни. Туфли на небольшом каблучке, единственную городскую обувь, которая у неё была.

«Мама, куда ты собираешься?» — Наталья подкралась тихо, как кошка, и сейчас стояла в дверях, изучая, глядя на приготовление. Анна замерла с платьем в руках. Как объяснить пятилетнему ребёнку, что мама собирается её бросить? Что любовь к чужому мужчине вдруг стала важнее любви к собственным детям? Что она, их мать, оказалась такой слабой, эгоистичной, готовой предать ради призрачного счастья?

«Мама просто… поедет по делам. Ненадолго», — слова давались с трудом, каждое было как камень на сердце.

«А какие дела?» — Наталья была любопытной девочкой, всегда задавала множество вопросов. И сейчас её детская логика требовала объяснений.

«Взрослые дела, доченька. Ты ещё маленькая, не поймёшь. А мы будем дома одни?» — «Будете. Но вы же большие, самостоятельные. Олег в школе учится, значит, умный. Он за всех отвечать будет. А ты уже сама кушать умеешь, одеваться можешь, правда?»

Наталья гордо выпрямилась и кивнула. Ей нравилось, когда её называли большой. «А Кирилл? Он же совсем маленький. Он плачет, когда тебя нет».

Сердце Анны сжалось. «Да, Кирилл плакал даже тогда, когда она просто выходила в сарай за дровами. Что будет, когда он поймёт, что мамы нет целый день? Неделю? Месяц?»

«Кирилл? Он уже большой мальчик. Скоро ему четыре года будет. А ты будешь ему как мама. Покормишь, укачаешь, если заплачет». Анна лихорадочно обдумывала, как обеспечить детей всем необходимым на ближайшее время. В погребе лежал мешок картошки, её хватит надолго. В кладовке стояли банки с солеными огурцами и капустой, мешочек пшена, остатки ржаной муки. В печи ещё оставался большой горшок щей, который она сварила с утра. Хлеба было на два дня, но Олег умел печь лепёшки из муки с водой. Дров во дворе, наколотых мужем, хватило на всю зиму.

«А если что, соседи дадут, — скажет Олег, — что мать в город поехала за лекарством для коровы».

Анна быстро написала записку для старшего сына. Буквы получались кривыми, рука дрожала. «Сынок, мама уехала по очень важным делам. Будь умницей, береги сестричку и братика. Скоро вернусь. Твоя мама». Потом добавила: «В погребе картошка, в кладовке крупа. Корову корми сеном, води на водопой. Если что, беги к Марине Павловне».

Записку положила на стол рядом с буханкой чёрного хлеба и крынкой молока. Олег, всегда после школы, сначала на кухню заглядывал, чтобы перекусить. Наталья, всё это время, молча наблюдала за матерью. В её больших синих глазах мелькали непонимание и тревога.

«Мам, а долго ты будешь ехать?» — «Не очень долго».

«А сколько это не очень долго? Как до воскресенья?»

Анна не знала, что ответить. До воскресенья было три дня. А она не знала, вернётся ли вообще когда-нибудь. «Может быть, дольше. А если мы заболеем? — Не заболеете. Вы крепкие дети. А если Кирилл будет плакать по ночам? — Ты его покачаешь. Споёшь песенку. А если Олег не захочет меня слушаться?»

Вопросы сыпались один за другим, и каждый был как удар ножом. Наталья инстинктивно чувствовала что-то неладное, пыталась удержать мать, найти причину остаться. За окном нетерпеливо фыркнула лошадь. Павел ждал.

«Хватит вопросов, — сказала Анна резче, чем хотела. — Будь хорошей девочкой».

Она прошла в спальню, где в своей кроватке спал Кирилл. Малыш лежал на боку, подложив ладошку под щёку. Ресницы длинные, чёрные, дыхание ровное. Во сне он выглядел совсем ангелочком. Анна наклонилась и осторожно поцеловала сына в лоб. Он пошевелился, пробормотал что-то во сне, но не проснулся. И хорошо. Проснись он сейчас, она бы не смогла уйти. «Прости меня, малыш», — прошептала она. — «Прости, что мама такая плохая».

Наталья стояла в дверях и смотрела на эту сцену. Что-то в поведении матери пугало её всё больше. «Мам, а можно я с тобой поеду?» Анна обернулась. Дочка смотрела на неё с надеждой. «Взять её с собой?» На мгновение эта мысль показалась спасительной. Но что она будет делать с ребёнком в городе? Павел ясно дал понять: он не собирается содержать чужих детей. А одну дочку забрать, а сыновей оставить? Это было бы ещё более жестоко.

«Нельзя, доченька. Ты должна дома оставаться. За братиками смотреть».

«Но я не хочу без тебя». Голос Натальи дрожал. Она была умной девочкой, уже понимала, что происходит что-то страшное.

Анна присела перед дочкой и обняла её. Наталья пахла детством — молоком, печеньем, которое они вчера пекли, и ещё чем-то неуловимо родным. Как можно отказаться от этого запаха? От этих доверчивых глаз? От этих цепких ручек, которые сейчас обвились вокруг её шеи?

«Будь умницей, моя хорошая. Мама обязательно вернётся. Обещаешь?»

«Обещаю».

Это была ложь. Анна знала, что может никогда не вернуться. Но как сказать правду ребёнку?

«А привезёшь мне что-нибудь из города?» — «Привезу. Красивую куклу. А Олегу? И Олегу что-нибудь привезу. И Кириллу». Каждое обещание давалось всё труднее. Анна понимала: она не только бросает детей, но и обманывает их. Даёт ложные надежды, которые будут мучить их долгие месяцы. За окном раздался нетерпеливый окрик Павла: «Анна! Долго ещё? Поезд не ждёт».

Наталья вздрогнула и крепче прижалась к матери. «Кто это?» — «Дядя. Он подвезёт маму до станции». — «Плохой дядя. Говорит грубо».

Из уст ребёнка это прозвучало как приговор. И Анна вдруг ясно увидела ситуацию глазами дочери: чужой мужчина увозит маму, торопит, не даёт нормально попрощаться. Но было уже поздно что-то менять. Поезд действительно не ждал. А если она не уедет сегодня, не уедет никогда. Останется в этом доме, в этой деревне, и будет всю жизнь жалеть об упущенном шансе.

«Мне пора, солнышко». Анна встала, взяла узелок с вещами. Руки дрожали так сильно, что она едва держала узел. «Мама, не уезжай». Вдруг заплакала Наталья. Детское сердце почувствовало беду раньше разума. Эти слёзы были последней каплей. Если Анна сейчас не уйдёт, она останется навсегда. Останется и будет ненавидеть себя за трусость, детей за то, что помешали счастью, всю жизнь за несбывшиеся мечты.

Она быстро поцеловала дочку в мокрую от слёз щеку и направилась к двери. «Будь хорошей девочкой. Слушайся Олега. Мама, подожди». Но Анна уже шла к двери, не оборачиваясь. Если обернётся, пропадёт. Сердце рвалось на части, но ноги несли её прочь из дома. За спиной захлопнулась дверь. Наталья осталась одна со спящим братиком, в большом доме, где вдруг стало очень тихо и страшно.

Анна шла к подводе, не чувствуя земли под ногами. Слёзы текли по щекам, но она их не вытирала. «Пусть текут. Возможно, это последние слёзы, которые она прольёт по своим детям». «Ну, наконец-то! — сказал Павел. — Думал, передумала».

Анна села на подводу, крепко прижав узелок к груди. В узелке лежали её вещи, но сердце осталось в доме, с тремя детьми, которые сейчас не понимали, что их жизнь изменилась навсегда. «Поехали», — прошептала она, не доверяя собственному голосу. Подвода тронулась. И только тогда Анна оглянулась. В окне дома стояла Наталья и махала рукой. Махала своей маме, которая её бросала.

Подвода покатила по разбитой дороге, подпрыгивая на ухабах. Анна сидела рядом с Павлом, крепко прижав к груди узелок с вещами, и смотрела прямо перед собой. Оглядываться назад было нельзя, иначе она попросила бы повернуть обратно. «Вот увидишь, Аннушка, как заживём! — говорил Павел, подгоняя лошадь. — У меня там работа хорошая, зарплата приличная. Снимем комнату в центре, рядом с театром. Будешь ходить на спектакли, в магазины. Красивые платья носить, в ресторанах ужинать».

Анна кивала, но мысли её были в доме, который остался позади. Что делает сейчас Наталья? Не проснулся ли Кирилл? Поймёт ли Олег, прочитав записку, что ему теперь придётся стать взрослым? «А дети? Они же будут меня искать», — вырвалось у неё.

«Поищут и успокоятся. Дети быстро привыкают. Увидишь, через месяц, они и думать про тебя забудут». Эти слова больно резанули по сердцу, но Анна промолчала. «Может, так и лучше. Может, они действительно быстро забудут мать, которая их бросила, и будут счастливее без неё».

Дорога до станции заняла три часа. Павел всю дорогу рассказывал о городской жизни, о том, как они будут счастливы, но Анна слушала вполуха. В ушах стоял детский плач — то ли Кирилл проснулся и зовёт маму, то ли ей это только кажется. На станции было много народу. Городские дамы в красивых пальто и шляпках, мужчины в костюмах, дети в новых пальтишках. Анна в своём старом платье и платке чувствовала себя серой мышкой. Но Павел гордо вёл её под руку, словно она была самой красивой женщиной в мире. «Скоро ты будешь выглядеть не хуже их, — шепнул он на ухо. — Купим тебе красивые наряды, сделаем причёску в парикмахерской».

Поезд подошёл точно по расписанию. Павел помог Анне подняться в вагон, нашёл их места. Анна села у окна и невольно посмотрела в сторону родной деревни. Там, за лесом, в старом доме, её ждали трое детей. Ждали маму, которая больше никогда не вернётся. Поезд тронулся. Анна закрыла глаза и попыталась думать о будущем, а не о прошлом, которое навсегда осталось за окном вагона.

Город встретил Анну грохотом трамваев, гудками автомобилей и тысячами незнакомых лиц. Комната, которую снял Павел, оказалась маленькой, но уютной, с электрическим светом, водопроводом и даже небольшой плиткой для готовки. После деревенского дома с его керосиновыми лампами и русской печью это казалось настоящим дворцом. «Ну как тебе?» — спросил Павел, гордо демонстрируя достижение цивилизации. — «Красиво», — ответила Анна, но голос её звучал неуверенно.

В первые дни она металась по комнате, как птица в клетке. Привыкшая к постоянным заботам о детях, доме, огороде, она вдруг обнаружила, что ей совершенно нечем заняться. Павел уходил на завод рано утром и возвращался только к ужину. Она же сидела у окна и смотрела на суетящихся внизу людей. Особенно тяжело давались вечера. Раньше это было время сказок перед сном, когда Наталья забиралась к ней на колени, а Олег притихал рядом, слушая знакомые истории. Сейчас же вечера тянулись бесконечно долго. Павел приходил усталый, быстро ужинал и ложился спать. О театрах и ресторанах, которые он обещал, пока речи не было. «Надо немного подождать, — говорил он. — Освоюсь на работе, получу премию и заживём по-царски».

Но Анна с каждым днём чувствовала, как что-то внутри неё сжимается в тугой узел. По ночам ей снились дети. Во сне Кирилл плакал и тянул к ней ручки, Наталья спрашивала: «Мама, когда ты вернёшься?» А Олег молча смотрел на неё взрослыми, полными упрёка глазами.

Через неделю Анна не выдержала и написала письмо соседке Марине Павловне. Попросила передать детям, что мама их любит и скоро вернётся. Ответа не получила.

А в это время в старом доме разворачивалась своя драма. Олег вернулся из школы, как обычно голодный и уставший. День в школе выдался тяжёлым: учитель ругал за неаккуратно написанную работу, старшие мальчишки дразнили сиротой. А дома его ждал привычный уют, запах щей из печи, мамин голос, тёплое молоко с хлебом. Но в доме было подозрительно тихо. Обычно мать встречала его в сенях, расспрашивала про школу, усаживала за стол. Сейчас никто не вышел.

«Мама?» — позвал Олег, снимая валенки. Тишина. Он прошёл на кухню и увидел на столе записку, прижатую краюшкой х