Группы МОИ НОВОСТИ

11 апреля 2025 в 18:51

на сайт, и вы сможете вступить в группу.

ПЕРЕД БОГОМ И ЛЮДЬМИ (часть вторая)

А дома всё по кругу: возня с ребенком, уход за скотиной, готовка. Теперь, когда Тося родила и чуть окрепла, Анфиса свалила на нее половину домашних обязанностей. И всё следила, старается ли невестка, или так, в полсилы работает.

Таисия старалась. Родители с детства приучили её к порядку и запасливости, к тому, что от неё, хозяйки, будет зависеть, хороша ли семейная жизнь.

Подрастал Никита, Тося взрослела. Из девчонки становилась спелой, пышущей здоровьем женщиной, с сильными, подтянутыми ногами и ловкими, сноровистыми руками. Её тело, не сказать, чтобы худое, было перетянуто на талии цветастым пояском, словно песочные часики кто–то сделал, добавив сверху и снизу, а середку оставив тоненькой, осиной.

Простоватый Михаил красоты жены как будто и не замечал. Мужское естество брало свое, но и только. Ни лебедушкой, ни зорькой ясною Тося для мужа не была… Приезжал, ел, спал, принимал всё, как есть, топил свое счастье, их с Тосей счастье. А жена томилась и вздыхала. Тоже – то ли безразличен он ей, то ли есть искра, уголек, дунь на него, разгорится чувство, ярко запылает, согреет обоих. Да только вот дуть боятся, а ну как пожар случится…

… Как–то зимой, когда родня и близкие знакомые, собравшись в жарко натопленной избе и, намесив теста да нарубив фарша, лепили пельмени, дружно, ладно, вели житейские беседы, соседка Анфисы, тетя Маша, прищурившись, всё рассматривала Никиту, пока тот бегал вокруг стола, так и норовя стащить кусочек теста.

— Я всё думаю, на кого похож? Кого мне ваш Никита напоминает… И поняла! В райцентре тут как–то встретились с тем инженером, ну, что наших мужиков уму–разуму учил, трактора новые привез. Помните, бабоньки?

— А то ж не помнить! Солидный был из себя мужчина! — подхватила другая. — Значит, вернулся? Может, и к нам заедет когда!

— Да что ему у нас делать–то?! — шумно вздохнув, покачала головой Анфиса Ивановна. — Таисия! Что застыла–то? Давай, лепи, дел еще много!

— Так вот поэтому, — соседка кивнула на Тосю, — и стоило бы ему вернуться.

— С чего это? Пустое ты, Маша, говоришь, ерунду какую–то! При чем тут Тося?!

Женщина за столом переглянулись и сделали вид, что увлечены пельменями.

А Таисия встала, шикнула на развеселившегося сына, схватила его за руку и потащила прочь.

— Чего ты, рано еще! А ужинать? — удивилась Анфиса.

— Хватит ему! Половину теста уж своровал. Вот я тебе!

Тося наподдала мальчишке по спине, тот захныкал, уговаривая отпустить его, но Тося не передумала. Через полчаса Никита уже лежал в кровати и слушал, как за стенкой шушукаются бабы, перебирают тесто в своих шершавых ладонях и говорят, говорят, говорят…

Таисия и сама стала всё чаще замечать большое сходство мальчика с его настоящим отцом. Её это раздражало, Никите попадало по любому поводу, но он ничего не мог поделать с этими бровями вразлет, глазами, точно два озера, упрямым и остреньким подбородком, со светло–русыми волосами, коротко стриженными матерью и всё равно торчащими в стороны испуганным ежиком… Никита бегал по дому напоминанием Тосе о ее грехе. И если раньше женщина убедила себя, что всё позади, то теперь прошлое маячило в настоящем, вызывая все больше пересудов…

Общих с Мишей детей у Тоси всё не рождалось. То ли баба Нюра что сотворила, пока принимала Никиту, то ли застудилась Таисия, когда провалилась в полынью, затянутую тонким ледком, прорубленную и не отмеченную нерадивыми рыбаками.

Тося тогда барахталась и кричала, захлебываясь и разрезая руки о ломкую, ненадежную кромку уводящей на дно дыры.

Набухшая водой телогрейка тянула вниз, тело пронзал холод, а в голове только и стучало, что сын один остался на берегу, что сейчас побежит спасать мать, и сам ухнется в черноту стылой воды…

Тося заставила себя замолчать, крепко сжала зубы и только мычала, проламываясь вперед, ближе к берегу…

Мать тогда спас Никита. Нет, он не бросился к ней, скользя по гладкой поверхности застывшей реки.

Мальчишка, испуганно мыча, схватил идущего по дороге Егора—мастера и потащил его к самой воде, тыкал в черную дыру пальцем и шептал одно только: «Мама!»..

Егор выудил из полыньи одуревшую от холода Тосю, волоком дотащил ее до избы. Баба Нюра, велела отнести Тоську в баню и увести мальчика, что постоянно прыгал рядом, а сама, раздев утопленницу догола, стала растирать ее тело какими–то жгучими мазями.

— Что, напужалась, молодка? Это пришлые! Наши бы обязательно метку поставили на место такое. Пришлые… Ничего, вот обмоем тебя, как покойницу, укутаем, авось обойдется!

Тося в ужасе смотрела на старуху, что опускала свои тонкие, костлявые пальцы в какую–то мазь и с силой проводила по посиневшей коже.

— Больно! — прошептала Тося. — Горит всё, не надо больше!

Но баба Нюра ее не слушала, а с еще большим усердием врачевала.

— Брось! Перестань, уйди! — Таисия резко села и с ненавистью посмотрела на старуху.

— Вот! Вот бесовская сущность твоя наружу лезет! Выгоним ее, давай, ложись, очистим тело твое, душу сделаем белой–белой, ангельской! А то грех на себе носишь, надо смыть! Смыть…

Старуха запричитала, зашикала, глаза ее превратились в щелки, потом широко распахнулись, бешено завращались, а руки потянулись к утопленнице.

— Поди прочь! — Тося схватила с лавки простынь, обвязалась ею и выскочила из баньки на улицу.

Босиком Тоська бросилась к избе, взбежала по скользким ступенькам, кое–как толкнула дверь и замерла, увидев, как Егор, усадив Никиту к себе на колени, учит его мастерить что–то из толстенького огрызочка березового полена.

— Никита, пошли домой! А ну быстро! — рванулась к мальчику Тося.

— Да погоди ты! Куды ж голая?! — Егор аж зажмурился от проступающего из–под тонкой простыни сочного женского тела. — Стыд прикрыть надо! А бабка где?

— Там осталась. С ума она сошла, твоя бабка! Надумала из меня бесов выгонять. Дед Егор, дай одежду, ну, есть же что–то у вас. Я домой хочу! Домой… ДОМОЙ…

…Там, бултыхаясь в толще воды и ударяясь лицом о острые льдинки, Тося кричала. Молча, только пуская вверх пузыри и чувствуя, как грудь наполняется холодом. Стало так страшно, что скоро смерть, что вот так ты ляжешь на дно, точно выкинутая рыбаком неугодная рыбешка, что Никита будет бегать по берегу, звать свою Тосю, мамку звать, а она уже не здесь. Она нигде и везде сразу. «Утопла!» — скажут матери. Та побледнеет, потом зайдется в плаче. «Утопла!» — скажут свекрови. Та зыркнет на сиротку–мальчишку и ни одной слезинки не уронит, не такое у нее воспитание, стержень у нее в душе, кремень. «Утопла твоя Тося!» — скажут Мише. И опустеет его душа, то ли освободится, то ли выжжет ее Тосина смерть. Миша…

— Миша! Милый! Мишка! — закричало вдруг сердце, подалось, рванулось и, ну, давай качать кровь по телу, толкать Тосю вверх, к блеклому небу, к жизни, к мужу, которого, оказывается, любит безмерно, только сама того и не понимает…

…Свекровь, выслушав, что случилось, размахнулась и дала Таисии пощечину.

— Опозорила ты нас! Мишу обманула, баба Нюра сразу всё поняла. Она мне рассказала, что видела вас с этим городским инженером… Если б раньше я знала, ноги твоей тут бы не было.

— Да что вы такое говорите! Я чуть не утонула, чуть не погибла, ну, пожалейте вы меня, хотя бы раз, что вам стоит!

Тося хватала ее за руки, но Анфиса Ивановна отшатнулась от нее.

— Ты сына моего обманула. Чужое семя подкинула ему, а он воспитывает, души не чает. Ты кого из моего Михаила решила сделать?! Да лучше б ты утопла там, в этой проклятой полыньи! Сгинь с моих глаз! Миша вернется, сама ему всё расскажешь, при мне!

— Но я же его люблю… Мужа своего люблю, как Богом завещано, им только живу… Никита его тоже любит, зачем вы…

Таисия растирала по лицу слезы, а пальцы еле гнулись, и хотелось просто лечь и уснуть, потому что выстуженное тело просило пощады…

Анфиса тогда просто ушла, оставив невестку одну.

А на следующий день, когда Тося с горящим лбом металась по постели, вернулся Михаил. Ему о беде сообщил дед Егор.

Мужчина, скинув в сенях тулуп, бросился в их с Тосей комнату.

— Стой! — велела мать. — Нам надо поговорить. Таисия твоя…

Анфиса не успела продолжить, Миша захлопнул перед ней дверь.

— Михаил, вернись! Слышишь, вернись! — Анфиса колотила ладонями в дверь, но мужчина не открыл.

Он уже стоял на коленях рядом с кроватью, гладил Тосю по голове, шептал что–то, искал ее губы, она отвечала, каялась, просила прощение, плакала, но Миша только мотал головой, чтобы замолчала.

— Брось, Тося! Тосенька, мой Никитка! Мой и твой, и больше ничей. И никто про нас больше не будет говорить, слышишь?! Я же люблю тебя, глупенькая! А ты не знала? Я не говорил тебе?..

Он и правда никогда этого ей не говорил. Потому что и не было никакого чувства, родилось оно гораздо позже, чем заключен был союз между двумя грешниками. Родилось и удивленно забилось в груди, мешая думать, делать, мешая дышать. Именно поэтому Михаил уже здесь, уже прижимает к себе свою голубку, ласточку, зореньку…

«Хорошей вещь станет, если руку к ней приложить, постараться, душу в ней разглядеть!» — говорил маленькому Мише сторож Егор, когда мальчик учился мастерству краснодеревщика. Так и в супруге своей Михаил должен разглядеть то хорошее, что следует взрастить, сохранить, преумножить, убрать всё лишнее, сдуть пыль непонимания и холода, вложить душу, чтобы согреться потом в ответном огне ее ласки…

— Она обманула тебя, она же просто воспользовалась тобой! — кричала мать, когда Михаил собирал их с Тосей вещи и, подмигивая Никите, помогал ему завязывать мешок с пожитками. — Остановись! Пусть она уходит, людям придумаем, что сказать. Пусть к отцу с матерью идет. Они покрывали, пусть теперь расхлебывают.

— Нет. Тося – моя. И Никита – мой. Ими живу, понял только это поздновато, возможно. Но хорошо, что есть еще впереди у нас много чего, есть будущее. А прошлое… Оно там, в полынье потонуло. Оставь, мама. Хватит. Собери нам лучше что–нибудь в дорогу.

Таисия, окрепшая, как будто повзрослевшая, встала рядом с мужем, взяла его за руку и вдруг упала на колени перед свекровью с мольбой о прощении за обман свой. Велик ли он, мал ли – не ей судить. Для каждого это своё, согласно мерилу души.

Анфиса только поджала губы, отвернулась. Отец, стоящий в углу, махнул рукой и ушел… Так и уехали дети, никто их не провожал…

Много позже родители все же навестят сына и невестку, войдут в их дом, сделав вид, что ничего и не случилось… Миша тревожно посмотрит на жену, а та только улыбнется, не поминая прошлого…

Таисия родила через четыре года. Девчушка, Варенька, сестренка Никите, она никогда даже и не подумает, что брат чужой, что не ее отца сын. Варвара сердцем прикипела к Никите, везде за ним ходила тенью, все обиды и горе его руками разводила, а рядом всегда были Тося и Михаил, мать и отец, муж и жена, перед Богом и перед людьми…