В суде мой бывший муж заявил: «Она нищенка!

Ребёнку с ней опасно жить!». Но моя 10-летняя дочь тихо спросила: «Можно показать Вам письмо, что я нашла у папы?». Судья прочла его и остолбенела…

Полина вошла в здание суда словно в клетку. Тяжёлые створки за её спиной захлопнулись, отсекая её от того хрупкого мира, где они с Верой ещё могли свободно вздохнуть. Сегодняшнее заседание вселяло всё меньше оптимизма, уверенность в положительном исходе дела таяла, как первый снег. Её бывший муж, Егор, поджидал её в зале, источая непоколебимую уверенность, которую могли обеспечить лишь деньги и влиятельные связи.

Внутри зала суда царила духота. Спёртый воздух сдавливал плечи, заставляя Полину ссутулиться. Она украдкой взглянула на Веру, сидящую возле адвоката Орлова. Дочка держалась стойко, но в её больших, карих глазах отражался тот же страх, что Полина ощущала и в себе. Судья Смирнова вошла, и все встали. Сердце Полины бешено колотилось в груди, словно птица, попавшая в клетку.

«Слушается дело об определении места жительства несовершеннолетней Громовой Веры Егоровны», — провозгласила судья, и эхо её слов болезненно отозвалось в голове Полины. Егор тотчас перешёл в наступление. Его речь была безупречна, каждое слово тщательно взвешено, словно пуля, выпущенная из элитного оружия. «Ваша честь, — произнёс он, обращаясь к судье с наигранной печалью в глазах, — я глубоко обеспокоен благополучием моей дочери. Полина не способна обеспечить ей достойные условия для жизни. У неё нет постоянного заработка, она постоянно меняет работу. Вера проживает в нашей старой квартире, её лишили полноценного питания и перспектив для всестороннего развития».

Полина похолодела от ужаса. Это была бесстыдная, циничная ложь. Она работала на двух работах, чтобы обеспечить Веру всем необходимым. Жили скромно, но девочка никогда не голодала и была окружена любовью и заботой.

Егор продолжал давить. Он продемонстрировал фотографии их старой квартиры, сделанные вскоре после развода, когда Полина переживала непростые времена. На снимках красовались полупустые полки, ветхая мебель и обшарпанные стены. Он искусно играл на чувствах, создавая образ матери-неудачницы, не способной заботиться о ребёнке. Затем он представил медицинскую документацию. Старые выписки из больницы, когда Полина лечилась от депрессии после развода, были использованы для создания образа психически неуравновешенной женщины, представляющей угрозу для Веры.

«Ваша честь, — продолжал Егор с убедительным и властным тоном, — я убеждён, что Вере будет лучше со мной. Я могу обеспечить ей всем необходимым: комфортным жильём, качественным образованием, медицинским обслуживанием. У меня стабильный доход и возможность дать ей счастливое будущее». Полина попыталась возразить, но слова застревали в горле. Адвокат Орлов выглядел совершенно растерянным. Он нервно теребил галстук и смотрел на Егора с испугом.

«Полина, у вас есть что сказать в ответ на обвинения Громова?» — спросила судья. Полина прочистила горло и попыталась собраться с мыслями. «Ваша честь, это всё неправда, — произнесла она дрожащим голосом, — я люблю свою дочь и делаю всё, чтобы она была счастлива. Да, сейчас у нас трудные времена, но я работаю, стараюсь, я никогда не брошу Веру». Но её слова звучали неубедительно, словно оправдания виновного. Полина чувствовала, как её неуверенность укрепляет самонадеянность Егора.

«Ваша честь, — перебил Егор, — Полина даже не в состоянии обеспечить ребёнку нормальное питание. Вера постоянно жалуется на нехватку еды. Я считаю, что Вера должна жить в достойных условиях, а не прозябать в нищете». Полину затошнило. Это была гнусная ложь. Вера никогда не жаловалась на еду. Полина экономила на всём, лишь бы у дочки было всё необходимое. Она посмотрела на Веру. Девочка сидела, опустив голову, и тихо плакала. Полину пронзило чувство вины. Она не должна была позволить Егору унижать их перед всеми.

«Это ложь», — сказала Полина, теперь её голос звучал более уверенно. «Вера никогда не голодает. Я люблю свою дочь, и она любит меня. Мы вместе справимся со всеми трудностями». Но Егор лишь ухмыльнулся. «Любовь — это прекрасно, — сказал он, — но для нормальной жизни нужны деньги, а у Полины их нет».

Полина замолчала. Она знала, что он прав. В этом мире деньги решают всё. И у Егора их было предостаточно. Судья внимательно наблюдала за происходящим. В её взгляде не было ни сочувствия, ни осуждения. Она просто выполняла свою работу. «Суд удаляется на совещание», — объявила судья, и все встали.

Полина вышла из зала суда, словно выжатый лимон. Она чувствовала себя опустошённой, униженной и беспомощной. Егор отнял у неё не только мужа, но и уверенность в себе. Теперь он хотел забрать и Веру. Вера подбежала к ней и обняла. «Мама, не плачь, — прошептала она, — всё будет хорошо». Полина обняла дочку в ответ, стараясь сдержать слёзы. Она не могла позволить себе сломаться. Она должна была бороться за Веру, даже если шансы на победу были ничтожно малы.

Полина и Вера молча возвращались домой. В воздухе висело напряжение, которое чувствовалось даже ребёнку. Полина шла, опустив голову. Её плечи поникли от усталости и отчаяния. Ей казалось, что Егор методично уничтожает её шаг за шагом, лишая её самого дорогого — дочери. Войдя в квартиру, Полина, не раздеваясь, опустилась на диван. Она смотрела в одну точку, словно пытаясь найти ответ на мучительный вопрос: как ей защитить Веру от Егора, как доказать суду, что она хорошая мать, несмотря на все его лживые обвинения?

«Мам, ты чего?» — тихо спросила Вера, присаживаясь рядом. Полина обняла дочь, прижала её к себе и заплакала. Слёзы текли ручьём, выдавая всё её отчаяние и бессилие. «Всё будет хорошо, доченька, — прошептала она сквозь слёзы, хотя сама не верила в свои слова. — Мама тебя никому не отдаст». Вера крепко обняла Полину в ответ. Она чувствовала, что должна быть сильной ради мамы, что должна помочь ей справиться с этой сложной ситуацией. «Я знаю, мам, — прошептала Вера, — я тебе помогу». Полина улыбнулась сквозь слёзы. В словах Веры она услышала такую уверенность и поддержку, что на душе немного потеплело.

Позднее, когда Полина занималась приготовлением ужина, Вера тихонько проскользнула в кабинет отца. С тех пор как родители развелись, кабинет оставался практически нетронутым, словно застывшим во времени. Она подошла к большому письменному столу, за которым раньше часто видела отца работающим. Вера помнила, как он сердился, когда она мешала ему, но сейчас её не покидало ощущение, что именно здесь, в этом кабинете, может скрываться ключ к спасению мамы. Вера знала, что отец очень аккуратный и всегда прячет все важные документы в определённом месте. Она начала осторожно открывать ящики стола один за другим, стараясь не шуметь. В первом ящике лежали старые счета и квитанции, во втором — канцелярские принадлежности.

Вера уже хотела было сдаться, как вдруг её взгляд упал на небольшой запертый ящик в самом низу стола. Она попыталась открыть его, но безуспешно. Тогда она вспомнила, что у отца всегда был ключ, который он прятал в старом глобусе, стоявшем на полке. Вера быстро нашла глобус, открыла его и достала маленький ключик. С замиранием сердца она вставила ключ в замок ящика и повернула его. Ящик открылся. Внутри лежал толстый конверт. Вера взяла конверт в руки. Она чувствовала, как внутри неё нарастает волнение. Что же там может быть? Она осторожно разорвала конверт и достала сложенный в несколько раз лист бумаги.

Развернув его, Вера увидела текст, напечатанный на компьютере. Она начала читать. Её глаза постепенно расширялись от ужаса. Это было письмо, адресованное некоему Олегу Владимировичу, очевидно, деловому партнёру Егора. В письме отец подробно описывал…